— Вижу, ты уже пришёл в себя. — Я настолько увлекся, рассматривая искусную резьбу на шкафу, что заметил Калдера только, когда его раздался голос со стороны двери. — Как ты себя чувствуешь?
— Спасибо, намного лучше, слабость только, — говоря это, я занялся тем, чем должен был заняться, в тот же момент как очнулся. Я напряг все доступные чувства, обследуя свой организм. "Даже не верится, что меня вылечили. Ведь я видел, состояние моих ран, тело просто сгнивало заживо, я уже начал готовится к встрече с Забвением." — А как вам удалось меня вылечить? Честно говоря, я уже не надеялся выжить.
— Наша дорога в Серебролунье лежала через город Сандабар, а в нем мы нашли паладина Келемвора . Паладины этого бога не зря прославились по всему Фаэруну как непримиримые борцы с нежитью. Мы объяснили ему, что ты получил свои раны, сражаясь со скелетами, и он наложил на тебя благословение своего бога, которое тебя и исцелило.
"…
А уж как я рад, что я живой!"
— Ты слишком рано очнулся, тебе нужно ещё поспать, — продолжал между тем Калдер. — Отдыхать ты можешь спокойно, все твои вещи мы положили в этот шкаф, там же находится и твоя доля в добыче…
— Моя что? — "Мне что послышалось?"
— Твоя доля, одна четвертая стоимости того что мы нашли в подземелье. Я знаю, что обычно принято вначале делить клад на доли, а только потом каждый сам решает, что делать со своей частью. Но амулеты и книги, составляющие большую часть добычи, оказались запрещёнными, и мы были обязаны продать их в храм Огма . Оставались лишь древние монеты и украшения, поверь, ты бы не смог продать их выгоднее чем мы. В итоге мы решили делить не клад, а деньги за него полученные, тебе хватит на всю жизнь. Но я тебя не отпущу, пока ты не поправишься.
— Подожди, я не совсем понимаю, при нашей первой встречи мы договаривались только на то, что вы поможете добраться до цивилизации.
— Мы договаривались, что ты нас просто довёдёшь до места, а ты полез в подземелье и сражался вместе с нами.
— Я не хочу тебя обидеть, но неужели никто из вас не был против того чтобы отдать такие деньги просто по доброте душевной? Я не понимаю, с чего такая щедрость?
— Эберк полез в эту авантюру, чтобы развить свою воинскую силу. И ему даже в голову не пришло, не посчитать тебя при дележе. Ты ведь сражался вместе с нами, значит ты наш боевой товарищ, и значит, тебе полагается часть добычи. Вот его логика. Сам я в деньгах особо не нуждаюсь, алхимики моей квалификации бедными не бывают, и эта добыча тебе была явно нужнее, чем мне. Ну и конечно Шаэна первой предложила делить клад на четверых.
"Ни черта не понимаю…"
— А почему "конечно"? Мне казалась, что это ей больше всего нужны были деньги.
— Шаэне, были нужны не деньги вообще, а конкретная сумма, набрав которую она и успокоилась. Ну а "конечно", потому что она почитает Брандобариса . — Увидев мой непонимающий взгляд, Калдер хлопнул себя по лбу и сказал: — Ой, извини ты же, наверное, ничего не знаешь о пантеоне полуросликов. Этот бог покровительствует, в том числе и кладоискателям, но его догма обязывает всегда быть честным при дележе добычи и не забывать товарищей, даже тех с кем не было никакой договорённости.
"И это единственная причина? У нас в заповедях тоже написано "не убий" но многие христиане это игнорируют. С другой стороны, я уже имел возможность убедиться в реальности здешних богов. А если предположить, что в отличие от гоблинского божка, крайне редко обращающего внимание на моё бывшее племя, другие боги часто вмешиваются в дела смертных, то это должно было положительно сказаться ни истовости веры прихожан. Да и был ещё один момент в моей жизни. Когда я убил двух гоблинов пытавшихся меня съесть, то забрал себе их оружие, в том числе достаточно высоко ценимые в племени метательные копья. На вопрос, заданный позже Ругуру, почему мне позволили их забрать, он ответил, что Хруггек Повелитель Засад заповедует о священности трофеев. Тогда я принял это за варварские суеверия, но возможно здесь боги действительно следят за соблюдением своими верующими догматов."
— Ладно, что-то мы заговорились, спи. — С этими словами алхимик дал мне пиалу с какой-то бесцветной жидкостью, выпив которую я уснул.
Несколько последующих за моим пробуждением в доме Калдера дней я только и делал, что спал. Стоило мне проснуться, как в течение нескольких минут приходил невысокий и очень худой человек, оказавшийся слугой алхимика, и поил меня каким-то лекарством, причём каждый раз разным на вкус, и я опять засыпал. Возмущаться подобным не было никакого желания, потому что состояния моего здоровья было весьма удручающим. Я, конечно, не мог нормально осмотреть свои раны из-за местного аналога бинтов, но ещё в дороге я обнаружил, что могу, каким-то образом, узнавать о состоянии любого участка своего тела, лишь мысленно концентрируясь на нём. Так я узнал, что у меня прекратился некроз, но отмершие ткани не стали здоровыми чудесным образом. При каждом пробуждении небольшое количество отмерших тканей заменялось тканями здоровыми, а раны понемногу зарастали.
И вот в одно из моих пробуждений в комнату вошёл не слуга Калдера с пиалой нового лекарства, а сам улыбающийся алхимик.
— Доброе утро, поздравляю тебя с окончанием лечения. — С этими, радостными для меня, словами в комнату зашёл Калдер. — О полном выздоровлении говорить пока рано, но твои раны полностью зажили. Как себя чувствуешь?
— Не знаю, слабость очень сильная, мой голос был больше похож на шёпот.